«Возьми меня к реке. Положи меня в воду.
Научи меня искусству быть смирным.
Возьми меня к реке!»
Все плавится в прозрачной дымке поднимающейся от земли.
Реальность становится дребезжащей и звонкой как во сне, теряя свою полновесность, не видится, мерещится, в бессилии доказать свою ирреальность.
Июль. Лето. Центральная Италия.
Градусник зашкаливает за 42 по Цельсию.
Хочется жить в прохладе ночи, а днем смотреть цветные сны.
— In summer J wаnt to live at night and dreaming at evening.
Произношу я практически по слогам погружаясь в прохладную темноту моря. Моя филиппинская подруга отвечает мне белоснежностью улыбки, она что-то произносит на прекрасном клокочущем английском удаляясь от меня в ритме убаюкивающих волн. Я как всегда ничего не понимаю, но в этот раз не переспрашиваю, нет никакого желания начинать наш каждодневный диалог переспросов, неточных ответов, новых объяснений и новых недопонимании.
Море внутри меня.
Оно успокаивает нервы, гул в уставших ногах и хаос мыслей. Хочется раствориться.
Стать ничем чтобы быть всем сразу: этой обглоданной луной, забегающей откуда то из за спины и наполняющей видения полутенями как на ночные пейзажах Куинжи, этим ветром, приносящим откуда то звуки гитары и звонкий девичий смех, этим небом, обесцвеченным ночным светилом, с редкими яркими, звездочками, которые отражаются в земной ночи синими огоньками спиннингов ночных рыбаков, яркими вспышками костриков отбрасываемыми барбекю отдыхающих на пляже, ленточкой заблудившегося фонарика, нервно шарящего в пространстве в поисках точки отсчета и больно чиркающего по мистическим шалашам построенным любителями пляжных прогулок из выбеленных и вынесенных на берег многочисленных бревен, яркими стайками светлячков, заполнивших пространства прибрежных городов.
Переворачиваюсь на спину, погружаюсь с головой в воду: «Возьми меня к реке, положи меня в воду….».
Ичиван совсем рядом тоже что-то напевает под шуршание моря.
Уши заполняет теплая вода. Прислушиваюсь к морской глубине… Вода начинает становится плотной, метаморфируяcь в тысячи покатистых тел блестящих хребтами в лунных отблесках.
Резко опрокидываюсь вперед, пытаясь зацепиться мыслями за какую нибудь ерунду и отогнать кошмар.
— Ichi, si va? – произношу куда то в темноту – Usciamo? практический умоляю.
— Что это, usciamo? – откуда то из далека отвечает мне Ичиван.
Вот оно, опять началось, наш каждодневный диалог, наша война с ветреными мельницами, в данный момент я ей даже рада, напрягаю всю оставшуюся память, произношу ставя ударение на каждом слове.
— Go out to sea?
— AAAAAAA. Va bene!— отвечает с улыбкой Ичи.
Теперь можно долго и приятно молчать, медленно растираясь полотенцем и одеваться вертя головой в надежде налюбоваться, впитать, унести с собой окружающие видения, запечатлеть как на фотопленке во влажности хрусталика глаза.
Потом брести до автостоянки по прохладному песку, отрехать ноги сидя в машине, не спеша наблюдая за прибывающими любителями ночных пляжей.
Потом решиться, оторваться, оторвать…
Захлопнуть дверцу, повернуть ключ зажигания, подождать секунду звонкого щелчка переключателя мотора на газ, включить фары, застегнуть ремень безопасности и заведя мотор, ринуться в засыпающий город.
«М мм м м м, положи меня в водууу…»
Машина легко катится по неровному асфальту, подскакивая на многочисленных кочках прорезающих дорогу по всей длине. Корни сосен беспощадно разрушают человеческие старания в поисках стабильности.
Навстречу, навьюченным караваном машин, рвутся к морю, преодолевшие сотни километров и уставшие от дороги и жары счастливые отпускники. Цепочка железных верблюдов прерывается на несколько метров и образуется снова из спешащих опоздать полуночных путников.
Сосны нависают над стрелкой асфальта туннелем зеленой арки, соединяющей Аурелию с морем, ярко освещенной фарaми передвижных средств счастливцев, спешащих в отпуск.
— Вот ведь пришло в голову римским мореплавателям привести из Палестины в Италию сосны. Этот перешеек, отделявший от моря долину, которая в те времена была просто соленым судоходным озером, уже в римский период был облагорожен этими прекрасными деревьями и Аурелия проходила прямо по этой сосновой роще. Интересно, а где нибудь под современным асфальтом остались булыжники имперской дороги? – выпаливаю я залпом на итальянском и только после бросаю короткий взгляд на спутницу и натыкаюсь на удивление.
МММ. И кто меня дернул за язык. Как я теперь все это на моем карявом английском объясню.
— Ичи, -начинаю я, стараясь говорить как можно проще и внятнее, — Я тебе завтра все расскажу, ладно?
— Мне?- щуриться улыбающимися глазками филиппинка- Расскажешь?
— Угу, тебе… завтра… All right?
О боги! Что с нами сотворили строители Вавилонской башни!
«Научи меня искусству быть смирным. Положи меня в воду.»
ИГОГОГОГОГОГООООООООООООООООООО
